Кронос-байки

Гермиона пытается пройти по дорожке через лужайку, на которой МакГонагалл кормит голубей. Голуби заняли всю дорожку, и раздражённая Гермиона с громкими криками: “Fuck off!” – пытается отогнать птиц.
Профессор МакГонагалл:
- My dear, a decent girl shouldn't use such words! Just sау “Shoo, birds, shoo!” – and they will fuсk оff...

(Детский анекдот)

При обсуждении профессиональных аспектов кроносостроения Леопольд достаточно часто употреблял слово "говно". Воспитанная на традициях советского книгопечатания, я пыталась убедить его заменять "говно" синонимом "дерьмо", который, на мой взгляд, звучал гораздо литературнее. Привело это к тому, что всякий раз, собираясь сказать "говно", Леопольд принимался долго и громко вспоминать, какое же из двух слов является печатным.

Дело случилось во времена, когда появились первые кассетные видюшники. Они были такой редкостью и стоили так дорого, что использовались практически только для коллективных просмотров в видеосалонах. У нас был свой видак, купленный Палычем. К нему был набор кассет, которые хранились у Вити Слепнева в сейфе. Мы переживали счастливые времена, поскольку фильмы были – только лучшие всех времен и народов. Что ни фильм, то "Коммандо", "Апокалипсис нау" или там "Индиана Джонс". Нам казалось, что не бывает плохого голливудского кино, поскольку кассет было мало, и всякую ерунду просто не писали.

Смотрели не только боевички. Однажды поздно вечером устроили коллективный просмотр документального фильма Питера Устинова "От двуглавого орла к серпу и молоту" (1989 г.). Смотрели в темноте, тихо. Под дверью ходил ответственный дежурный, стучался, ему не открывали. Он понимал, что в комнате есть народ, что народ смотрит кино, но что именно, ему не было слышно. Назавтра Палыча пригласили в партком и показали ему телегу. Ответственный дежурный доносил, что в комнате такой-то всю ночь смотрели "антисоветскую порнографию". Дело пахло керосином, времена были еще те. Палыч весомо и убедительно отвечал, что да, смотрели, но не порнографию, а поучительный документальный фильм. Решить, является ли он антисоветским, можно только после просмотра, для чего он, Палыч, готов предоставить кассету в партком. Партком кассету взял, и в процессе исследования ее, мягко говоря, заиграли. В результате дело заглохло само собой.

Записано со слов Шурки

Когда А.Г. Марчук привел к нам Андрея Денисова, тот сел за Кронос и долго ничего не писал, не запускал и вообще никак не игрался, а только читал тексты, благо все сорцы наличествовали в открытом доступе. Спустя пару недель его спрашивают:

- Ну и как тебе на Кроносе? Может, вопросы какие-то есть?
- Есть. У вас вот здесь, вот здесь и вот тут – ошибки.

У Фила в комнате был большой телевизор. Как у любого железячника, телевизор стоял без задней крышки. Часть управления осуществлялась через frontend (например, Фил утверждает, что каналы переключались тумблером на передней морде, а вовсе не плоскогубцами, как помнится мне). А кое-что делалось через backend – например, переключение диапазонов громкости.

Полез как-то Лешка переключить громкость. Телевизор большой, комната маленькая, максимум, что удалось – засунуть руку и попытаться найти рукоятку наощупь. Фил руководил, лежа на кровати:
- Левее! Еще левее! Двести двадцать нащупал?
- Ай!
- Теперь на два пальца левее.

Записано со слов Вицы.

Работа втроем на одном компе требовала определенной организации. Так, например, была у нас одно время шелловская команда ai (ai {[tty #]}), которая выдавала на указанные терминалы сообщение «Бойся», если кому-то требовалось произвести ребут или другие действия, могущие повлечь потерю несохраненных данных.
Еще народ был приучен часто сохраняться, работая в поредакторе, и уж, во всяком случае, не отходить от рабочего места, не сохранив бесценный код.
Не таков был Андрей Денисов. Не то чтобы он ничего не боялся, просто сидел один за компом, думал над кодом. Попишет-попишет, поразмышляет, попишет-попишет – еще подумает. И так весь день.
В какой-то момент в разгар этого процесса забегает Шурка, задевает рогатую вешалку для одежды, вешалка падает Андрею на клавиатуру, попав крючками на “CTRL C” и сразу на “Y”.
Возможно, именно после этого и дописали защиту от Шурки.

Было это, когда я жила в 6-ке в маленькой комнате, аккурат над комнатой, где жил Мишка Батанин, друг Андрея Денисова. И случилась у Батанина незадача – дверь с ключом внутри захлопнули. Пришел ко мне Андрей в альпинистской обвязке, чтобы спуститься через окно, вскрыть ножом форточку и открыть дверь изнутри. Зачалил страховку за батарею, перелез через подоконник и говорит так спокойно:
- Придержи батарею. А то в восьмерке недавно при таких же обстоятельствах батарея оторвалась. Мало того, что человек с шестого этажа упал, ему еще и батареей по голове прилетело.

Было это в незабвенные времена, кода народ в Кронос-группе дружно решил обзавестись средствами передвижения. Доступным в те годы средством передвижения был запорожец, который, хотя и не автомобиль, а ездил.
Школу вождения проходили в Бердске. Туда Димыч возил всех на своем темно-зеленом запорожце. В машинку набивались: Фил, Олег Шатохин, Андрей Рябченко – все весьма не маленькие. Пикантность усугублялась тем, что у Димыча-то прав тоже не было.
На одном из занятий проходили знаки. Преподаватель, показывая на картинку с инвалидной коляской:
- Что это за знак?
- Водитель-инвалид.
Показывает на картинку с темными очками:
- А это что за знак?
Фил, не моргнув глазом:
- Слепой водитель.

Сейчас геймер без навороченной видюхи с автономным питанием играть не сядет. А на Кроносе мы в игрушках пользовались псевдографикой на лабтамовских мониторах. По сравнению с символьной графикой алфавитно-цифрового монитора это было круто. С помощью псевдографики можно было не только изобразить линии разной толщины и уголки, но и покрасить графические объекты в зеленый цвет разной яркости, так что оттенки легко различались невооруженным глазом.

Игр на Кроносе было много, и мы в них сами играли. Помните крокодильчиков? А диггера? А лабиринт? Теннис? Горячо любим народом был также тетрис. Пентикс появился позднее, когда у нас был уже цветной монитор.

Однажды приходим мы утром на работу в 503 и видим такую картину: сидит Джек, играет в тетрис, глаза красные. То ли рандом в игрушке слетел, то ли Джек сам отпатчил игрушку, но валятся ему одни только палки, и он их планомерно укладывает штабелями и схлопывает. Судя по счету, всю ночь играл.

Это было в те времена, когда мы все жили в пятерке. И Олег Шатохин тоже там жил на третьем этаже с женой и маленькой дочкой.

И вот как-то в субботу его соседи снизу, как водится, взялись сверлить стенку. Должно быть, полочку хотели повесить. Или даже целый стеллаж. Или все стены увесить стеллажами, судя по тому, сколько дырок им понадобилось – потому что сверлили они весь день с утра до вечера.

Вечер наступил, а они все сверлят и сверлят. А Олегу дочку нужно спать укладывать. Олег, человек хоть и суровый, но не злой, пошел к соседям разобраться – чего они это так долго сверлят? Может, помощь им нужна? Может, он как-то может ускорить этот процесс? Оказалось, что да, нужна. Сверло, говорят, затупилось. Поэтому эти четыре дырки под полочку и сверлим весь день. Нет ли у вас чем его заточить? Олег взял дрель, посмотрел на сверло и чуть не упал – оно было вставлено задом наперед! Он поменял сверлу ориентацию, просверлил требуемые дырки и ушел укладывать ребенка. На все ушло пять минут.

Голубой мечтой программера является офисное кресло со встроенным унитазом - чтобы можно было не отрываться от компа на отправление естественных нужд.

Впрочем, на еду тоже не хотелось бы отрываться, и задача создания такой еды была почти решена человеком, далеким от Кронос-группы, Андреем Осенчуговым, который был в те годы мужем Ольги Дробышевич.

Андрюха задумал испечь торт Наполеон. Человек он фантастически неленивый и дотошный. Он раскатал 11 (!) тончайших и ровнейших коржей. Будь это коржи из слоеного, как полагается, теста, Наполеон получился бы высотой с тумбочку. Но Андрюха, не будучи искушенным кондитером, почему-то сделал коржи из ... круто замешанного пельменного теста. А поскольку он, как почти всякий мужчина, был уверен в своем кулинарном гении, то не стал слушать всяких дурацких советов насчет "порубить замороженное масло" и все такое прочее. Он взял да и испек эти одиннадцать коржей. Промазал их чудесным заварным кремом. Уложил торт. Мы намекнули, что торт как-то мало напоминает Наполеон. Это потому, что он еще не пропитался как следует, решил Андрюха. К процессу пропитки он также подошел со всей тщательностью: на Наполеон был уложен толстенный том чего-то научного, а сверху для надежности была установлена ножка обеденного стола, на который опять-таки были поставлены дополнительные веса. Пропитка-прессовка продолжалась всю ночь.

К утру кондитерское изделие представляло из себя намертво спрессованный монолит, имеющий, однако, аппетитный запах. Каким образом он был распилен напополам, это отдельная история, но половина торта попала к нам в 503-ю - очевидно, потому, что Ольга оценила вероятность съедения торта в семье за конечное время как стремящуюся к нулю.

Самой большой проблемой было отделить от монолита хотя бы кусочек. Он не кололся, поскольку не был достаточно хрупким; не резался, поскольку твердость его была близка к цементу; не пилился, потому что нож с пилкой безнадежно увязал. Изделие манило сладким запахом и на вид было очень съедобным. Укусить торт тоже не представлялось возможным - он был достаточно высок для среднестатистического раскрытия челюстей.

С трудом отъятые кусочки подтвердили высокие вкусовые качества продукта. Одна беда: он, как и можно было ожидать, совершенно не жевался. Зато его можно было долго держать во рту, постепенно рассасывая. Достаточно быстро была выработана методика поедания торта: от него как-нибудь отделялся небольшой кусок - такой, чтобы целиком поместился во рту. Теперь можно было спокойно отправляться на рабочее место и в течение часа не заботиться не только о пропитании, но и о курении - рот был занят.

К вечеру, вопреки первоначальным прогнозам, от Наполеона ничего не осталось.