Кронос-байки

…а по углам росли гроздья малиновых грибов – ядовитых, но если их хорошенько прожарить, вполне годных к употреблению.

А. и Б. Стругацкие, «Обитаемый остров».

Большим подспорьем в летнем пропитании были грибы. Сходишь в заияфье, наберешь молодой картошки, нажаришь с грибами – объедение! И совершенно бесплатное.

Всяких там маслят, подосиновиков-подберезовиков и белых не было – то ли их выбирали шустрые старушки, то ли они вообще перестали водиться в лесу возле Пироговки. А было много грибов, которые обычные грибники не собирают – например, шампиньонов, которые росли прямо на газоне, или дождевиков – пока они еще не созрели и не превратились в мины, которые при неосторожном наступании выпускали зеленовато-коричневое облако спор. Свинушки, чернушки, рядовки и еще бог знает что росло на пеньках, выглядывало из хвои и травы.

«Я называю их опятами, – говорил Флаасс. – Они похожи на опята, хотя шляпка у них гладкая и нет юбочки» (при случае поинтересуйтесь описанием ложных опят, и чем они отличаются от съедобных). «Я определяю их по запаху, – продолжал Димка (грибы пахли новой клеёнчатой обложкой от общей тетради, и запах этот ничем не напоминал съедобный). – Их нужно только обдать кипятком и хорошенько прожарить, и можно есть».

Надо отдать должное, в собранном Димкой грибным ассорти ни разу не попались ядовитые грибы. Во всяком случае, нам об этом ничего не известно – чем-чем, а грибами мы ни разу не отравились.

К дню рождения Фила

Что такое подвиг? Почему что-то считается подвигом, а что-то – просто хорошо сделанным делом? Мне кажется, любое сколько-нибудь значительное дело можно превратить в подвиг, если подойти к нему с явной недооценкой сложности проблемы и при отсутствии планирования и необходимых ресурсов. То есть подвиг, в некотором смысле, почти всегда – следствие разгильдяйства и завышенной самооценки исполнителя.

Про подвиги Фила многие наслышаны. Ну как в одиночку на Пик Ленина с последующим спуском в темноте в непогоду, или там один против четырех первомайских гопников, или отпиливание болгаркой стены с последующим удержанием на весу 350-килограммового бетонного блока (если бы Фил его уронил, соседи со второго этажа не обрадовались бы; соседи с первого, впрочем, тоже) – это и так все знают. Если кто не знает, я потом напишу.

Я бы, кстати, и восхождение Фила на Белуху тоже приравняла к подвигу – потому что исполнялось оно практически без экипировки, в ветровке и с летним спальником для любителей матрасного отдыха.

От некоторых подвигов судьба нас бережет. Так, например, когда-то по чисто техническим причинам нам не удалось уехать в понедельник в Барнаул на купленном на воскресной автобарахолке Запорожце. Потому что когда мы поехали к бывшему хозяину на свежеприобретенной машине в Бердск за новыми колесами и прочими причиндалами, по дороге неожиданно вылилось все масло, и пришлось поставить машину на долгий и безуспешный ремонт.

А я хочу рассказать о подвиге, о котором мало кто знает. Ну, может, Леопольд с Райкой, поскольку их квартира была конечной точкой путешествия Фила. Однажды Фил прошел от пятерки до дома Леопольдов на улице Иванова со мной на плечах. Я уже собралась спешиваться, но Фил же никогда не бросает дела незаконченным - он доставил меня на шее на шестой этаж. Вот этот подъем мне уже очень хорошо запомнился, потому что я ежеминутно рисковала удариться башкой о лестничный пролет.

В общем, все закончилось благополучно, архитектура не пострадала. Чего здесь было больше, упертости или самонадеянности? Мне почему-то хочется думать, что больше было – любви :)

При чем тут Геракл? Да просто так, к слову пришлось. Куда ему со своими девственницами – он на них всего-то ночь и потратил. Разве можно это сравнить с четвертью века непрерывных подвигов?

Админы пили пиво, смеялись, меняли пароли.

Админский юмор

Однажды утром приходим мы на работу и видим Ивана Ляховенко с красными от недосыпа глазами. Оказывается, он вечером перед уходом домой поменял админский пароль на одном из серверов и, уже собираясь уходить, осознал, что не только никуда не записал его, но даже успел забыть. Он наскоро перебрал несколько вариантов, но они не подошли. Технически существовала возможность сбросить пароль, но делать это очень не хотелось, поскольку это влекло огромный геморрой с настройками сервера заново.

Всю ночь Иван аккуратно восстанавливал пароль: перебирал свои излюбленные комбинации с учетом возможных опечаток – с капслоком и без, в английской и русской раскладке. Не помогло. Были перебраны также все возможные варианты для каждого символа в предположении, что произошел промах и была нажата соседняя клавиша. Опять не помогло. Были перепробованы все возможные варианты в предположении, что промашка произошла не в одном, а сразу в двух символах. И снова не помогло.

Под утро Иван сдался и сбросил-таки пароль. Ему было предложено ввести новый пароль. Иван ввел. Выдалось сообщение, что нельзя использовать в качестве нового пароль, совпадающий с предыдущим.

Горло Чипу пришлось резать дважды.

Судя по всему, нарыв образовался в результате занесения инфекции в ранку, полученную Чипом в бою. Чип был не дурак подраться. Сначала думали – само пройдет. Кот же.

Время шло, но нарыв не уменьшался, и вскоре стал похож на воротник, внутри которого Чип с трудом поворачивал голову. Решили резать. Взяли маленький картофельный ножик. Фил наточил его до остроты бритвы. Прокалили лезвие на огне. Облили спиртом. Обильно смочили спиртом горло кота. Захмелевший Чип уже не возражал против операции. Фил держал, я резала. Шкура не резалась. Она оказалась прочнее, чем мы думали. Где-то в недрах скрывалась трахея. Руки дрожали. Кое-как пропилила дыру в сантиметр длиной. Оттуда хлынуло. Чудом избежавший трахеотомии Чип нервно сглотнул.

Дренаж. Спирт. Стрептоцид. Йод. Зашиваем. Вру – ничего не зашивали, просто так отпустили. На следующий день ранка уже схватилась, а еще на следующий день образовался свищ. То есть повторный нарыв. Решили снова вскрыть. Второй раз резать оказалось проще. Руки уже не дрожали, анестезия пациенту удалась на славу – на старые дрожжи. На этот раз на разрезе не экономили, сделали дыру почти по длине всего нарыва. Изобретенная по ходу операции методика «вскрытие консервной банки» позволила полностью обезопасить трахею. Снова дренаж, спирт и стрептоцид. На этот раз все обошлось без рецидива.

Уже гораздо позже, сама оказавшись в похожей ситуации, я узнала, что врачи вставляют в разрез турунду (свернутую уголком марлевую салфетку), чтобы края раны не срастались и не было препятствия оттоку гноя.

Защиту дипломов на кафедрах, на которых маловато студентов, принято совмещать с другими кафедрами – в целях экономии. Из-за этого специалисты, заседающие в ГАКе, не всегда, мягко говоря, в курсе того, о чем докладывают выпускники.

Сидела я несколько лет назад на защите в качестве рецензента одного из дипломников. Защищались студенты с кафедры программирования (базирующейся в ИСИ СО РАН), а к ним добавили трех студентов с кафедры алгебры и логики. Комиссия же состояла практически из одних программистов. Одним из дипломников был Сергей Дробышевич, основной результат его дипломной работы состоял в доказательстве разрешимости n*-логики. Ладно бы это была просто матлогика, а то еще такая довольно специфическая область, как паранепротиворечивая логика. Узкая очень область, специалистов в которой и в мире-то мало наберется – неудивительно, что в комиссию они не попали. После блестящего сообщения, в течение которого слушатели ориентировались в основном на бодрость интонации и четкость речи, с трудом пытаясь вычленить знакомые словосочетания, было предложено задавать вопросы. Повисло неловкое молчание. На амбразуру бросилась замзавкафедры Татьяна Сергеевна Васючкова. Она спросила:

- Скажите, и какова практическая польза от вашего результата?

Вопрос был с подковыркой. Традиционно после доклада чистиков спрашивали о практической пользе, а программистам, наивно подсовывающим в качестве текста диплома свои исходники, любили задавать вопрос: "И где же здесь математика?" И те, и другие обычно терялись. Не таков оказался Серега. Он тоном, выражающим удивление, что люди не понимают такой простой вещи, ответил:

- От этого результата – огромная практическая польза! Поскольку раз теперь известно, что n*-логика разрешима, мы можем теперь с ней работать – например, привести.

Понятное дело, больше вопросов не было.

Я вспомнила собственную защиту. Диплом я защищала по теории вероятностей, но у меня в конце получалось уравнение с трансцендентными корнями, которые можно было вычислить только численными методами. Решение было выдано виде таблицы зависимости корней от параметров распределения. Считала я на польской машине Mera, а распечатывать диплом пришлось уже на Кроносе, на принтере под названием Друкарка матрична. К стандартному шрифту Кронос-командой были добавлены разные значки: интеграл, интеграл по контуру, пики, трефы, бубны, червы, рюмочка, немножко греческих букв… Я этим богатством радостно воспользовалась.

Нас, двух дипломников кафедры теории вероятностей, как водится, добавили защищаться в ГАК вместе с программистами. Мне на защите был задан единственный вопрос. Задал его Вадим Евгеньевич Котов (о том, что это Котов, я узнала гораздо позднее). Листая мой труд, он спросил:

- А где это вы так красивенько диплом напечатали?

Однажды в ТЦ «выбросили» чай Бодрость. Это был замечательный чай, смесь грузинского, краснодарского и индийского, причем запах у него был как у индийского, а крепость кирпичная при заварке получалась – как у грузинского. Или краснодарского. И расфасован он был в большие целлофановые пакеты грамм по триста. В общем, элитный такой купаж в те бесчайные времена.

А Флаасс – вот повезло-то! – как раз в этот момент оказался в торговом зале. Как всегда летом – босиком, в драноватых штанах. И без денег, как назло. Недолго думая, подходит он тогда к первому попавшемуся человеку и просит занять ему пятерку на чай. С назад возвратом. Дайте только свой адрес, пожалуйста. Прямо вечером и занесу. И человек этот, наверное, удивился, но денег дал. Пять рублей по тем временам была большая сумма, месячная зарплата инженера была 120 рублей. Чай Димка купил, деньги вечером отдал, и как-то никто не увидел в этой истории ничего необычного. Некоторые считают, что яркая Димкина внешность примелькалась в городке, и его знали практически все. Ну если не лично, то через одно рукопожатие. Почему Димка не постеснялся попросить? Почему не сомневался, что ему дадут? Да потому что сам он в такой ситуации тоже бы дал денег, не раздумывая.

- А подливу?
Мама обернулась ко мне.
- Что подливу? - спросила она.
- Вылизать... - сказал я.
У мамы брови подскочили до самой причёски. Она стукнула пальцем по столу:
- Не сметь вылизывать!
Я понял, что надо спасаться.
- Что ты, мама? Я знаю, что вылизывать языком нельзя! Что я, собачонка, что ли! Я, мама, вылизывать никогда не буду, особенно при ком-нибудь. Я тебя спрашиваю: а вымазать? Хлебом?
- Нельзя! - сказала мама.

Виктор Драгунский, «Денискины рассказы»

Питались мы в основном по столовкам. Главным источником пропитания была, конечно, студенческая столовая. Какое наслаждение было взять в столовке пять или даже семь вторых (Димка называл это, естественно, «взять три с половиной»), котлеты – отдельно, картошка – в другую кастрюльку, принести домой, разогреть это все на сковородке и слопать дружным коллективом!

А в нижнем зале студенческой столовки было совсем другое меню, нижний зал был как бы уже повышенной звездочности. Там не было вульгарных щей из квашеной капусты, вместо этого на первое подавали бульон с яйцом, который стоил стоил 11 копеек. А бульон без яйца, как чуть позже рассказал Леопольд (могла бы и сама догадаться), соответственно, одну копейку. Ты берешь две тарелки бульона, три куска хлеба – вот тебе и обед за пятачок. Если хлеба не хватило, дополнительный можно взять бесплатно, никто не возражал.

В общем, в ресторанах мы бывали редко, но были не чужды культуры питания. Так, например, Димка изобрел гениальный способ подбора подливки с тарелки. Еще бы, оставшаяся подлива – самое вкусное, особенно если в ней растворилась пюрешка и никак не желает поддаваться вилке. Способ такой: от куска хлеба отломить небольшой кусочек и незаметно бросить в тарелку. Далее, слегка обваляв в подливе, наколоть кусочек на вилку, собрать полученным инструментом соус, размазанный по тарелке, и съесть. При необходимости процедуру повторить.

Я лично этим способом пользуюсь до сих пор.

1 января 1992 года отпустили цены. Фил, собрав накопившиеся за время новогодних праздников литровые молочные бутылки, пошел в ТЦ за продуктами. От прилавка, где принимали бутылки, он отошел радостно изумленный – за сетку со стеклянной тарой ему выдали бешеные деньги, аж 40 (!) рублей. Ему уже представлялись горы продуктов, которые он сейчас закупит на эту тучу денег. Фил подошел к прилавку и был изумлен второй раз, но теперь уже не радостно: пачка сливочного масла стоила в аккурат 40 рублей.

Наш приятель из Лондона Стив Коллинз, которому посчастливилось посетить Академ как раз в ту пору, потрясенно разглядывал витрину, в которой соседствовали говядина с костями по 70 рублей за килограмм и крабы камчатские по 18 руб./кг.

Леопольд говорил: «Это все враньё, нет никакой Америки. Америка – коварная пропагандистская выдумка спецслужб». — «А как же те, кто там побывали?» — «Все время, которое они якобы там были, с ними проводили инструктаж и учили легенду, чтобы не проколоться потом в рассказах о поездке». — «А как же люди, которые уехали навсегда?» — «А это уже совсем мрачная тайна КГБ», — говорил Леопольд. И правда – если уезжали на ПМЖ, то уж с концами, без возвращений на побывку. А письма – ну что ж, они были такими редкими, что почерк можно было и подделать.

И вот однажды Леопольд тоже уехал. Как там, Леопольд? Есть она, Америка?

Командировка в Москву. Жаркий сухой май. Мы с Леопольдом выходим из третьего корпуса ГАН (гостиницы Академии наук) или, проще, Якоря. На мне, в кои-то веки, не джинсы с майкой, а нарядное белое платье с пояском и широкой юбкой, на ногах белые босоножки.

Идем по залитой солнцем улице Горького. По пути попадается маленький винный магазин, ступеньки с улицы ведут сразу к прилавку. Армянского нет, зато есть вполне приличный дагестанский. Покупаем. Настроение, и так хорошее, поднимается еще выше. Идем по абсолютно сухому тротуару, Лео что-то вещает, размахивая авоськой с бутылкой и не глядя под ноги. Наступает на решетку, закрывающую землю у подножия клена. Из-под решетки под давлением вырывается струя жидкой черной грязи в метр высотой и целиком плюхается мне на платье. Я даже не особенно расстраиваюсь – хорошо, что не успели далеко уйти от гостиницы. Возвращаюсь, переодеваюсь в джинсы и майку. И нечего было выпендриваться.